Неточные совпадения
Черные фраки мелькали и носились врознь и кучами там и там, как носятся мухи
на белом сияющем рафинаде в пору жаркого июльского лета, когда старая ключница
рубит и делит его
на сверкающие обломки перед открытым окном; дети все глядят, собравшись вокруг, следя любопытно за движениями жестких рук ее, подымающих молот, а воздушные эскадроны мух, поднятые легким воздухом, влетают смело, как полные хозяева, и, пользуясь подслеповатостию старухи и солнцем, беспокоящим глаза ее, обсыпают лакомые
куски где вразбитную, где густыми кучами.
От этого и диван в гостиной давным-давно весь в пятнах, от этого и кожаное кресло Ильи Ивановича только называется кожаным, а в самом-то деле оно — не то мочальное, не то веревочное: кожи-то осталось только
на спинке один клочок, а остальная уж пять лет как развалилась в
куски и слезла; оттого же, может быть, и ворота все кривы, и крыльцо шатается. Но заплатить за что-нибудь, хоть самонужнейшее, вдруг двести, триста, пятьсот
рублей казалось им чуть не самоубийством.
— Вы заживо меня хороните, доктор! — горячился Ляховский. — У меня все готово, и завещание написано
на имя Зоси. Все ей оставляю, а Давиду — триста
рублей ежегодной пенсии. Пусть сам учится зарабатывать себе
кусок хлеба… Для таких шалопаев труд — самое лучшее лекарство… Вы, пожалуйста, не беспокойтесь: у меня давно все готово.
— Обворовываю талантливых авторов! Ведь
на это я пошел, когда меня с квартиры гнали… А потом привык. Я из-за
куска хлеба, а тот имя свое
на пьесах выставляет, слава и богатство у него. Гонорары авторские лопатой гребет,
на рысаках ездит… А я? Расходы все мои, получаю за пьесу двадцать
рублей, из них пять
рублей переписчикам… Опохмеляю их, оголтелых, чаем пою… Пока не опохмелишь, руки-то у них ходуном ходят…
— Я не знаю, как у других едят и чье едят мужики — свое или наше, — возразил Павел, — но знаю только, что все эти люди работают
на пользу вашу и мою, а потому вот в чем дело: вы были так милостивы ко мне, что подарили мне пятьсот
рублей; я желаю, чтобы двести пятьдесят
рублей были употреблены
на улучшение пищи в нынешнем году, а остальные двести пятьдесят — в следующем, а потом уж я из своих трудов буду высылать каждый год по двести пятидесяти
рублей, — иначе я с ума сойду от мысли, что человек, работавший
на меня — как лошадь, — целый день, не имеет возможности съесть
куска говядины, и потому прошу вас завтрашний же день велеть купить говядины для всех.
Разговаривая с ней за ужином, я вижу, как этот взор беспрестанно косит во все стороны, и в то время, когда, среди самой любезной фразы, голос ее внезапно обрывается и принимает тоны надорванной струны, я заранее уж знаю, что кто-нибудь из приглашенных взял два
куска жаркого вместо одного, или что лакеи
на один из столов, где должно стоять кагорское, ценою не свыше сорока копеек, поставил шато-лафит в
рубль серебром.
— Помилуйте!
на что похоже! выбросили
кусок, да еще ограничивают! Говорят, пользуйся так-то и так-то: лесу не
руби, травы не мни, рыбы не лови! А главное, не смей продавать, а эксплуатируй постепенно сам! Ведь только у нас могут проходить даромподобные нелепости.
— А главное, — подхватил капитан, молчавший всё время, — вот что, Владимир Семеныч: — вы представьте себе, что человек, как я, например, служит 20-ть лет
на 200
рублях жалованья в нужде постоянной: так не дать ему хоть за его службу
кусок хлеба под старость нажить, когда комисьонеры в неделю десятки тысяч наживают!
Один инженер сказал, что камень надо разбивать
на куски порохом и потом по частям свезти его, и что это будет стоить 8000
рублей; другой сказал, что под камень надо подвести большой каток и
на катке свезти камень, и что это будет стоить 6000
рублей.
— А разве не о нем я говорил? Разве история этого
куска мыла не есть история вашего человека, которого можно бить, жечь,
рубить, бросать под ноги лошадей, отдавать собакам, разрывать
на части, не вызывая в нем ни ярости, ни разрушающего гнева? Но кольните его чем-то — и его взрыв будет ужасен… как вам это известно, мой милый Вандергуд!
Вот тут бы ей жить, если б нашлась недорогая комната… Мать с каждым днем ожесточается… Отцу Тася прямо сказала, что так долго продолжаться не может… Надо думать о
куске хлеба… Она же будет кормить их.
На Нику им надежда плохая… Бабушка сильно огорчилась, отец тоже начал кричать:"Срамишь фамилию!"Она потерпит еще, пока возможно, а там уйдет… Скандалу она не хочет; да и нельзя иначе. Но
на что жить одной?.. Наняла она сиделку. И та обойдется в сорок
рублей. Даром и учить не станут… Извозчики, то, другое…
Началась дикая расправа над телами: толпа тешилась,
рубя их
на куски, и любовалась зрелищем, как эти окровавленные
куски прыгали под саблями и топорами.
Началась дикая расправа над их телами: толпа тешилась,
рубя их
на куски, и любовалась зрелищем, как эти окровавленные
куски прыгали под саблями и топорами.